Загадки сергачских медвежатников

Кто приручил и научил танцевать косолапых

Этот рассказ об уникальном промысле, который издавна существовал в окрестностях Сергача, в юго-восточной части Нижегородской области. По названию этого города сергачскими или сергачами назывались и медвежатники. Примечательно, что медведь стал символом Сергача и огромного уезда, в котором жили русские, мордва, татары.

СЕРГАЧ ПРИШЕЛ — ПЛЯСАТЬ БУДЕТ

На гербе Сергачского уезда, утвержденном в 1781 году Екатериной II, наряду с губернским символом — оленем — изображен медведь. Вслед за этим и краеведы назвали уезд «медвежьим углом», хотя в нем преобладали степные и лесостепные места — припьянская степь, где не было никаких лесов, диких зверей. Не было крупных массивов и в северной половине уезда, в левобережье Пьяны.
Дело в том, что до конца XIX века Сергачский уезд отличался своим оригинальным медвежьим промыслом, славился своими мужественными балагурящими медвежатниками — поводырями (вожаками) «ученых» медведей. Вождение по городам и весям «ученых» косолапых, выступавших в роли «артистов», стало делом значительной массы крестьян. Достаточно сказать, что число медведей в татарских и русских селениях (в мордовских селениях их не было) уезда достигало до 500—600 голов. Сергачский уезд был единственным уездом в России, где культивировался этот оригинальный, глубоко народный промысел. И он был известен далеко за пределами России. Медвежатники посещали Польшу, Германию, Чехию и другие страны. Вожака и его «ученого» медведя называли не иначе как «Сергач» — медведь и его вожак были синонимами. Медведя и вожака принимали радушно и говорили «Сергач пришел — плясать будет!»

ДВЕ АКАДЕМИИ В ОДНОМ УЕЗДЕ

Об экзотическом промысле татар-мишарей писали многие современники. Тем более что XIX век стал веком расцвета этого промысла и, к нашему счастью, совпал с бурным развитием публицистики, возросшим интересом научной общественности к татарскому вопросу, к истории нижегородских татар-мишарей. Кстати, писали нижегородские публицисты о татарах с благожелательностью, подчеркивая их трезвость, честность, трудолюбие.
Нижегородский бытописатель Сергей Максимов посвятил сергачским медвежатникам свой рассказ «Сергач» (1884 год). Он заметил, что большую часть медведей водят татары Сергачского уезда, что у сергачских медвежатников есть особая система обучения этих животных, которую один из губернских чиновников назвал «академией». Когда стало известно этому чиновнику о медресе в Овечьем Овраге, он аж воскликнул: «В Сергаче-то, оказывается, две академии!»
Павел Мельников заметил, что татары кормятся медвежьим промыслом, закупают медведей у соседних чувашей, черемисов Казанской губернии и обучают их всякой медвежьей премудрости. Он приводил данные о доходах медвежатников — за один выход поводырь медведей приносил до 70 рублей, на которые можно было купить более десяти коров.
Подробный материал о медвежатниках собрал и опубликовал в губернских ведомостях Петр Альбицкий. Он воссоздал географию посещений сергачских медвежатников — посещали они Москву, Смоленск, Калугу, Белоруссию, Польшу, Латвию, Молдавию. По его сведениям, число сергачских медвежатников превышало 500—600 человек. Он также подчеркивал, что настоящими коренными медвежатниками следует считать татар, от которых, по его мнению, промысел перешел к русским. Отличались татарская деревня Андреевка, откуда выходило до 150 медведей (в каждом третьем дворе в Андреевке был свой домашний медведь!). Медвежьими деревнями были Анда, КочкоПожарки, Камкино, Ключищи, Ендовище и многие другие. Выходили на промысел в августесентябре, возвращались к Петрову дню — 20 июня.

ВСТАВАЙ НА СМЕРТНЫЙ БОЙ

Следует заметить, что происхождение этой оригинальной традиции, охватившей татарское и русское население Сергачского уезда, остается загадкой. Есть сведения о связи медвежьего промысла с историей мещеры, древнего племени, обитавшего первоначально в оассейне реки Оки, чьи потомки были переведены в Нижегородский край.
Известный краевед Николай Морохин предпринял попытку объяснить историю медвежатничества особенностями русской колонизации, которая проходила в XVI—XVII веках к югу и юговостоку от Нижнего. Тогда возникли такие города, как Ворсма, Богородск, Павлове Кстово, Большое Мурашкино. Колонизация сопровождалась вырубкой лесов, разрушением медвежьх берлог, появлением бродячих медведей. Как предполагал Морохин, местные жители их приручали, учили плясать, изображать людей. Отсюда якобы и пошло медвежатничество.
Первое упоминание о медвожатниках и медвежьем промысле относится к 1526 году. О них писал английский дипломат Сигизмунд Герберштейн, объездивший Московию и Мещеру, в своих «Записках о Московии». Он заметил, что медвежий промысел для татар Мещеры является обычным делом. Он же писал о медвежьих игрищах во время приема у великого князя в княжьем селе Васильском-Коломенском, где отдельной слободой жили татарские казаки. Герберштейн рассказал о самом интересном из медвежьих игрищ — медвежьем бое. Один из молодцов выходил против медведя с ножом и рогатиной. Бой прекращался смертью одного из них.

ИВАН ГРОЗНЫЙ НЕ СМОГ ЗАПРЕТИТЬ

Следует заметить, что медвежатничество, татаромишарская борьба, своеобразный быт, некоторые черты в нравах выступают элементами самобытной культуры нижегородских татар-мишарей. Их породила казацкая вольница, свобода от крестьянского труда.
Переведенные из Мещеры, подмосковных уездов в Нижегородский край в качестве служилых татар, они перенесли с собой и свои вековые «медвежьи» традиции.
Восстановлению медвежатничества на новом месте предшествовали большой перерыв, серьезные изменения в жизни мещерских татар, в частности переход на службу в качестве служилых татар, тяжелый труд по освоению целинных земель, жизнь в условиях степи, оторванность от лесных массивов.
В 1777 году нижегородские медвежатники демонстрировали искусство в Санкт-Петербурге. С их легкой руки началось массовое медвежатничество в стране и за ее пределами. Лишь в 1866 году на медвежатничество был наложен запрет. Однако образ косолапого еще долго жил в сознании жителей татарских селений края, в фольклоре — в байтах, песнях, поговорках нижегородских татар. Пьяного мужика сравнивали с не спящим зимой медведемшатуном.
На связь медвежатничества с мещерой указывает и другая цепь событий, происходивших непосредственно в Нижнем Новгороде, его окрестностях. В 1636 году медвежьи игрища наблюдает немецкий ученый и путешественник Адам Олеарий в Нижнем Новгороде. В том же году нижегородский подьячий жаловался на игрища медведей у Печерского монастыря. С медвежатниками столкнулся известный церковный деятель Аввакум в Григорове близ Большого Мурашкина. В автобиографии он писал о своей борьбе с этим явлением. Оказывается, что вопрос о запрете медвежатничества как «обычая поганых» (так обычно называли иноверцев) был поставлен перед церковниками еще в 1551 году Иваном Грозным, заметившим это явление на Нижегородчине во время первого похода на Казань. Однако борьба оказалась безуспешной — медвежатничество становилось все более массовым.
В связи с этим возник вопрос, откуда у русских появился медвежий промысел — от соседей татар или он перенесен из нижегородских мест. Версия о перенятии промысла у татар-мишарей не совсем корректна. Не приняли же его жители мордовских селений, живущие в таких же условиях, что и татары, и русские. Нам кажется, что в Сергачском уезде произошло слияние двух потоков — один из них из подмосковных мещерских мест, другой — непосредственно из нижегородских мест. Ведь мещера обитала и в низовьях Оки, и в Приволжье.
Следы мещерского присутствия прослеживаются в сохраняющемся цокающем говоре коренного населения. Составитель’ живого великорусского словаря Владимир Даль и современный исследователь лексики Рубен Аванесов указывают на цокающий говор местного населения в селениях по Оке, а также расположенных вдоль Симбирского и Казанского трактов.

Источник: Нижегородский рабочий, № 66 от 05.05.2010