Site icon Сергач: что надо!

Её звали Руся

Блокадное кольцо вокруг города на Неве замкнулось 8 сентября 1941-го. Вот уже 74 года прошло с того страшного дня, но боль ленинградской памяти не утихает. Её легче понять, когда читаешь такие письма…

 «В нашей конечной победе не сомневаюсь…» Это строчки из письма Маши Мокеевой, отправленного 14 октября 1941-го сестре Вере в Сергач из блокадного Ленинграда. Маша (Мария Александровна) – это младшая дочь известного ученого-естествоиспытателя, географа, путешественника Александра Леонидовича Ященко, который с 1927 по 1937 год жил в Сергаче. Вся её взрослая жизнь (увы, совсем короткая) была связана с Ленинградом. Здесь она окончила пединститут, здесь родила сына Мишу, здесь их застала война.

Её письма родным в Сергач из «великомученика Ленинграда» невозможно читать не волнуясь и не сопереживая. Вот первое из них, датированное 31 августа 1941-го (привожу в сокращении).

«Милая, любимая Вера моя!.. Устроилась ли ты в Сергаче как-либо? (Сестра эвакуировалась в Сергач к матери из Москвы. – В. Д.)… Я писала маме и Метфе (Метта Фёдоровна Гейльман много лет была экономкой в семье Ященко. – В. Д.) – хочу вас просить срочно послать за Мишей… Не сочти мою просьбу… за прощание меня с ним и со всеми… Возможны случайности… Дело в том, что работать я посылаюсь, как и все мы, мобилизованные, … на прифронтовые полосы, которые могут стать и линиями фронта (очевидно, знающая немецкий Мария Александровна была переводчицей на допросах пленных. – В. Д.). С последней работы… не все вернулись – одна моя знакомая была убита, могу и я не вернуться. На случай моей смерти и пишу о Мише… Если случится тебе пережить меня, отнесись к этому несчастью мужественно. Сохрани, милая Вера, способность радостно относиться… к жизни… Желаю тебе всего самого светлого… Не боюсь умереть, а душа болит только за маму и Мишу… Прошу всю любовь ко мне отдать ему… Ваша Руся».

Одну весточку из Сергача Руся, как её ласково называли в семье, всё-таки получила (остальные не дошли) и сразу же написала сестре:

«Милая моя, любимая!

Хочется сейчас же достать твоё письмо и перечитать: «Этот дорогой мальчик (речь о Мише. – В. Д.) будет моим третьим сыном»… хочется повторять и чувствовать эти слова без конца… Как я рада за тебя, что ты вместе со всеми мальчиками и вы находитесь в мирной обстановке…»

Именно в этом письме были те полные оптимизма строчки: «В нашей конечной победе не сомневаюсь». А на дворе ведь была всего лишь середина октября 1941-го.

Последнее письмо от Марии Александровны в Сергач пришло из Саратова, куда её вывезли крайне истощённой. Написано оно было чужой рукой под диктовку:

«Милый, любимые, дорогие мамочка и Вера! Не бойтесь, что пишу не сама. У меня нарыв на правой руке. Весь университет переведён в Саратов до конца войны. Лично я выехала в Саратов не совсем здоровая и даже раздумывала, хватит ли сил на долгий путь. Хватило! Не бойтесь, только я крайне истощена… Пишите мне ласковые письма и всё о моём мальчике (увы, Миши, эвакуированного сначала в Ярославль, а потом в Елабугу, уже не было в живых)… Горячо целую. Ваша Руся». И приписка-прощание: «Мамочка, я здесь первую ночь не спала, во мне дрожали слова: «Дом ли мой синеет вдали? Мать ли моя сидит под окном? Сейчас мне хорошо».

Мария Александровна умерла 30 сентября 1942 года. Телеграмму о её смерти матери не показали.

Светлый образ Руси ассоциируется у меня с картиной Врубеля «Весна».

Источник: Нижегородская правда— № 92 от 10.09.2015

Exit mobile version