Нижегородский фотомастер Нисон Капелюш много и часто снимал Чкалова. В конце концов они стали друзьями и обращались друг к другу на «ты».
Валерий Павлович называл Капелюша не Нисоном, а Аиисимом. И совершенно спокойно относился к тому, что Анисим его все время фотографирует в разных жизненных ситуациях.
Я условно называю эту фотографию «Чкалов в гневе», потому что не знаю, как поименовал бы ее Нисон Михайлович. Считаю ее выдающимся его произведением. За одно мгновение, одним щелчком затвора фотоаппарата он создал картину с восемью видимыми персонажами, центральным из которых является Чкалов.
Может быть, для него не новость такой поразивший всех выпад отца? Другой ребенок из местных в нахлобученной на лоб кепке мысленно поедает то же яблоко, что и московский гость.
Ему нет дела до взрослых.
А взрослые смотрят настороженно.
Особенно примечательны три персонажа: два по краям кадра справа и слева и один сразу за Чкаловым — в белой косоворотке и картузе и с аккуратно подстриженными бородкой и усами. Тот, что крайний слева в галстуке, зажал сигарету в левом углу рта и затаил хитринку в глазах и вроде даже тихо радуется: «Гляди, как его разобрало-то!»
Может быть, это он сказал что-то, рассердившее Чкалова?
Крайний справа в расстегнутом поношенном кителе, надетом на спортивную майку, в надвинутой на лоб старой форменной фуражке скосил взгляд из-под козырька на Чкалова скорее с любопытством, чем с сочувствием. И вся его поза — широко расставленные ноги, руки в карманах брюк — подчеркивает его обособленность — я тут, но сам по себе!
А тот, что в картузе и ухоженной бородкой, уперся взглядом Чкаловy в затылок и замер. То ли напуган, то ли просто осторожен.
Остальные трое тоже по-своему выразительны и «живут» в соответствии с застигнувшим их моментом.
Вы знаете, Капелюш запечатлел удивительное психологическое происшествие: все эти люди рядом с Чкаловым, но не вместе с ним! Может быть, это только у меня такое восприятие, но, согласитесь, фотография дает для него повод.
Есть еще одна деталь, которая способствует этому, деталь от самой жизни — это белая рубаха
Чкалова с развевающимся на речном ветру галстуком, в то время как все его спутники одеты в темное и теплое.
Не могу заодно не сказать о композиции снимка: если бы он был постановочным, то вряд ли автор нашел бы другое, более оптимальное решение, как расставить людей. А ведь они расположились так сами, просто так вышло…
Когда я уже все это написал и познакомил с этим текстом Лазаря, сына фотографа, у меня возник вопрос к нему, не приходилось ли слышать от Нисона Михайловича, что произошло тогда на волжском берегу.
— По-моему, отец говорил, что Чкалову кто-то из этих людей только что сообщил об аресте какого-то его хорошего знакомого или близкого ему человека. И это вывело его из себя, и он дал волю словам по поводу арестов того времени. Снимок сделан в 1937 году.
Источник: Нижегородский рабочий, № 202 от 16.12.09