Дедушкин [А.Л. Ященко] дом и Сергачское окружение деда

[История дома А.Л. Ященко в Н.Еделево]

Имение «Марьина роща», или «Хутор Марусино» близ села Н. Еделево, не было родовым. По данным, имеющимся у правнучки Александра Леонидовича [Ященко]- старшего Марии Александровны, имение было куплено 22 июня 1904 г. Принадле­жало оно мещанке Редозубовой. При доме был обширный парк и 325 десятин земли.
Из писем А.Л. Ященко-младшего другу в Сер­гач. «Куплено имение было за 25 тысяч дореволюционных рублей; очень большую часть этих денег заработал дед, он умел трудиться, как муравей, а часть денег была бабушкиным при­даным.
Нижегородский краевед Исаев очень интере­совался историей моей семьи, установил, что до Редозубовой имение принадлежало Анненкову, известному декабристу, женатому на францужен­ке Полине Гебль той самой, что последовала за мужем в Сибирь. Анненков после отбытия семьи и амнистии был в Нижегородской губер­нии предводителем дворянства. У него было не­сколько имений (близ с. Шарапово Шатковского р-на есть с. Анненково, в нем мои родители с семьей некоторое время жили в годы войны — В.Б.), в том числе и в Н. Еделеве. Кажется, дом был выстроен самим Анненковым. Редозубовой дом впоследствии был продан со всей обстанов­кой — мебелью и библиотекой. Также поступила и Редозубова… В библиотеке были редчайшие (особенно французские и латинские) издания. Этот дом, еще находившийся в Н. Еделеве, ин­тересовал многих художников, в частности Никонова, создавшего иллюстрации к книге «Хруп», некогда написанной дедом. На ряде иллюстра­ций запечатлен именно дедушкин дом.
Будучи в Англии, дед познакомился с Киплин­гом (автором известных сказок, в т.ч. «Маугли»), подарил ему свою книгу с автографом… Киплинг долго рассматривал иллюстрации к книге, ему очень понравилось изображение дедовского дома и виды нашего Сергачского Припьянья»,
«Вовремя революции еделевские мужики даже не подумали разорять дедовский дом, они деда крепко уважали, ему выделили крестьянский надел (дали землю на жену и детей). Дед пахал, сеял, жать ему помогали дочери Анна и Вера.
В 1927 г. (если не ошибаюсь) в доме деда по­явился представитель уездной власти (фамилию его называть не буду — В.Б.). Был он некогда в армии рядовым — и ему страх как нравилось пре­небрежительно разговаривать с бывшим генера­лом (действительным статским советником). Выставив ногу в сапоге и поигрывая кобурой маузера, он заявил деду, что дом у него как у бывшего помещика отбирается, и что дед со всей своей семьей может отправляться на все четы­ре стороны.
«А где же нам жить?» — наивно спросила стар­шая дочь деда тетя Нюта, бывшая тогда совсем молодой девушкой.
«А где хотите. Хотите — под кустом, хотите — под какой-нибудь сосенкой».
«Иван Петрович» (назовем его так), — очень веж­ливо сказал дед. — Взгляните, пожалуйста, в окно.
«Иван Петрович» взглянул и заметно съежил­ся. Около дома стояла весьма внушительная крестьянская толпа. Было чему испугаться «Иван Петровичу»: во-первых, крестьяне Сергачского уезда его почему-то очень не любили, а во-вто­рых, была инструкция: в силу того, что было очень много в свое время крестьянских восстаний, попусту их не волновать.
«Знаете, что, «Иван Петрович», — все так же вежливо сказал дед, — давайте-ка выйдем на крыль­цо. Вас никто не тронет. Я за это ручаюсь».
Тот поколебался, но на крыльцо с дедом вышел. Дед, стоя рядом с «Иваном Петровичем», объяснял, в чем дело: мол, власть меня из дома гонит.
«Так что будем делать, Леонидович?» «А ни­чего, — ответил дед. — Я просто обжалую реше­ние уездной власти в Москве. Вот, если Москва из моего дома меня погонит, ну, тогда уйду вме­сте со всем семейством».
«А пока, — обратился дед к «Ивану Петровичу», — покиньте мой дом. Я вас не приглашал».
По ходатайству во ВЦИК последним 3 мая 1927 г. постановление Нижегородского Губисполкома от 15 октября 1926 г. о выселении А.Л. Ященко- ст. было отменено.

Приведу документы, изложенные поэтому по­воду Верой Александровной в письме неизвест­ной мне Вере Платоновне. Выписка из протоко­ла № 2 заседания Президиума ВЦИК Совета рабочих и крестьянских депутатов от 3.05.1927 г.: «Слушали: о лишении прав землепользова­ния и проживания в бывшем своем имении на основании постановления ЦИК и СНК Союза ССР от 20.03.1925 г. rp-на Ященко А.Л., проживаю­щего в с. Ново-Еделево Гагинской волости. По­становили: Постановление Нижегородского Гу­бисполкома от 13 октября 1926 г. о выселении гр-на Ященко отменить, оставив его на месте. Секретарь ВЦИК А. Киселев».

Документ №2. «Постановлением Президиума ВЦИК Совета рабочих и крестьянских депутатов от 3.05.27 г. за № 2 бывший помещик Ященко близ с. Н-Еделево хутор «Марусино» оставлен на месте и выселению не подлежит, наряду с чем изъятое у последнего согласно акта комис­сии … подлежит возвращению последнему, как его собственность. В чем ЧЗУ ставит Вас в из­вестность и для исполнения».
Этот документ отдела Земельного Сергачского Исполкома Совета рабочих и крестьянских де­путатов от 4.06.1927 г. за №8901/040 в направ­лен Гагинскому ВЧКу и в копии – гр-ну Ященко А.Л.

Судьба дома [Ященко] в Сергаче

«На основании этих документов, — пишет Вера Александровна, — отец, получив назначение в Сергач, вывез свой дом, точнее его половину, из «Марусина» (в этом ему деятельно и очень дружелюбно помогли еделевские мужики — В.Б.), а остальные постройки продал. Дом этот он по­строил на углу улицы Овражной и М. Горького (в выборе места помогал Иван Архипович Цыганов, дед Розы Александровны Громовой — В.Б.). Там он и жил до 1937 г. «По иронии судьбы, — вспо­минает А.Л. Ященко-мл. — соседом деда ока­зался тот же «Иван Петрович», с внуком которо­го я дружил в детстве. Долгое время сосед об­ращался с дедом прямо-таки заискивающе. Но наступил 1937 г. Деда арестовали. На его арест «Иван Петрович» реагировал следующим обра­зом: подошел к нашим дровам, недавно приве­зенным и еще не убранным, набрал охапку и потащил домой. Его по простоте облаяла наша собака Бишка; дорого же ей потом это обошлось. Когда, много позднее, я спросил у бабушки Ма­рии Николаевны значение слова «мародер», ба­бушка сказала: «Помнишь, как «Иван Петрович» брал не принадлежавшие ему дрова? Вот он и был мародером». Когда его арестовали, матери представили для жизни третью часть дома, ко­торый разделили на три квартиры. Там и я с ма­терью жила во время эвакуации со своими сыновьями, тогда школьниками».

Перипетии этого драматического события мы узнаем из письма Марии Николаевны Ященко снохе Вере Николаевне в г. Горький.
Анна и Вера жили в Москве, Мария — В Ленин­граде; переживания, хлопоты, связанные с экс­проприацией части дома, легли на плечи Марии Николаевны, которой было уже далеко за 60, да Метты Федоровны Гейльман.
«Нюта написала утешительное письмо … и очень просила меня не расстраиваться и беречь себя и свое здоровье …
Вера начала переселять нас под Москву (оче­видно, предлагала переехать матери и Метте Федоровне к ней — В.Б.). Руся написала мне с деловой стороны и очень помогла мне. Она схо­дила к нескольким юристам и узнала следую­щее. Во-первых, нас не имеют права выселить как постоянных жильцов этого дома. Нельзя вы­селять одних, отбирая у них жилплощадь для других. По статье 10 Кодекса закона мне при­надлежит половина дома, Але должны были дать отдельную комнату как мальчику старше 10 лет, и Метта Федоровна имеет право на отдельную комнату, особенно потому, что в постройку дома она вкладывала свою зарплату…
Она (Руся — В.Б.) писала: «Надо воевать, а не терпеть беззаконие смиренно, ибо теперь не дол­жен царить произвол, и все граждане находятся под защитой законов «(Руся… Руся… наивная Руся… — В.Б.)». Прокурор (по совету Руси Мария Николаевна стала воевать — В.Б.) противоречил сам себе… Сначала сказал, что мне принадлежит часть дома, а потом (вероятно, увидев мое поме­щение, захотел сам занять его) стал говорить, что может выселить меня, потому что я — нетрудовой элемент, и что меня оставляют просто из милости, как старого и больного человека…
Тогда я подала в коллектив защитников (оче­видно, жалобу — В.Б.) и написала прошение в Горсовет… В прошении я написала, что прошу рассмотреть мое дело согласно Кодекса зако­нов, что я не хочу милость, потому что сегодня может быть милость, а завтра — нет…
Я просила, чтобы мне прирезали еще жилплощади от музея. Не знаю, исполнят ли это… что бы ни было, я не буду расстраиваться. Я так ус­тала, что мне хочется только одного — покоя…
В моих комнатах и кухне будет жить прокурор, а в музее — начальник милиции. Тогда все маль­чишки присмиреют и не будут больше бить стек­ла окон из рогаток…
С музеем и библиотекой поступили прямо звер­ски, как вандалы. Сначала взяли все книги, ко­торые нужны были школе и учреждениям. А не­нужными книгами топили городскую баню. А вещи музейные (кстати, окаменелости и т.д.) вез­де валяются: на полу, на дворе, на улице. Если бы Александр Леонидович это видел? Вот тебе и культура…»

Из воспоминаний Веры Александровны.
«В 1955 г. отец был реабилитирован. По иску моего племянника, внука отца, тоже А.Л. Ященко, за наследниками отца было признано право собственности на этот дом… В 1958 г. от лица остальных наследников (моей сестры Анны Алек­сандровны Ященко и внука отца) я приняла этот дом во владение от Горсовета. Но он был засе­лен жильцами. По договору, заключенному с Горсоветом 10 июня 1959 г., мы, наследники про­дали этот дом Горсовету по его страховой сто­имости».
Об этой тяжбе по возвращению дома Александр Леонидович-мл. писал другу так: «Разоренный дедовский дом долго был в пользовании Горсо­вета — и пользовался он им безобразно, хищни­чески, ремонтировался редко и очень плохо. Когда деда реабилитировали, я потребовал от Горсовета возвращения дома… Никто мне дом, конечно, возвращать не собирался. Дело изоб­разили так: мол, мой дед скончался, наследни­ки не объявились, вот он и стал государствен­ной собственностью как «выморочное» (т.е. бес­хозное) имущество… Но я обратился в суд, дело выиграл, дом вернули мне и двум моим теткам (моим сонаследницам).
От прежнего домовладения осталась только его основная часть. Куда-то исчезли две больших клети, пристроенные к дому (из них можно было сколотить очень приличный дом на две комна­ты). Исчезли надворные постройки (дед был хо­рошим хозяином). Там было несколько бревен­чатых клетей, из которых тоже можно было со­брать неплохой дом. Куда все это исчезло — не­ведомо. Документов, относящихся к этому, в Горсовете не оказалось. Судиться снова я не стал, нервы у меня были на исходе. Выселять жильцов я не мог, да и не хотел этого делать…
Я продал дом Горсовету (это было в ценах кон­ца 50-х годов 60 тысяч рублей). Одна треть этой суммы должна была пойти мне, две трети — моим теткам. Но наступил момент, когда я просто мо­рально не мог общаться с работниками тогдаш­него Горсовета. Нервы мои сдали. Я попросил довести дело до конца т. Веру, которая тогда жила в Подмосковье. Она и довела дело до конца. На мою долю досталось 20 тысяч рублей. На них потом кое-что было куплено из мебели — когда я получил квартиру в бараке (в г. Горьком — В.Б), кое-что из одежды и т.д.
Пока я живу, дедовский дом всегда будет в моей памяти, конечно, таким, каким он был при деде. При реквизиции дома погибло очень мно­го музейных редкостей. Много книг было сожже­но в котле городской бани, растащено; исчезли письма М. Горького, В.И. Ленина.
На чердаке дедовского дома находились ста­ринные рыцарские латы, некогда принадлежащие моему отдаленному предку… Сохранилось око­ло 2/3 полного комплекта: часть рыцарских лат куда-то исчезла при перевозке вещей в г. Сергач (из Н-Еделева-В.Б.). В 1937 г. эти рыцарские доспехи (панцирь, головной шлем и т.д.) были выброшены работниками органов НКВД и их по­собниками в тот овраг, что был возле дома, вме­сте с массой других вещей. Рыцарский шлем, ребятишки помнится, гоняли палкой по оврагу. Потом все это куда-то исчезло. Очень жаль, что рыцарские латы погибли: ах, как смотрелись бы они в Сергачском музее! Какой хорошей были бы они ему рекламой!..
Вообще, все, решительно все, что относилось к сергачскому дедовскому дому, было подлин­но музейной ценностью, начиная от людей, жив­ших в этом доме, и далеко не кончая столовыми вилками.
В свое время Вячеслав Андреевич (Громов — В.Б.) сказал мне: «В сущности, ты тоже в неко­тором роде музейная достопримечательность, не пойму только, XVIII или XIX-ro века». В свое вре­мя я воспринял это как очень большой компли­мент…»
Вот такова нелегкая, трагическая судьба этого дома и его владельцев.