СЕЛО СЕРГАЧ — 1650 год

Переименованная местным населением деревня Сергеевка стала называться деревней Сергач.
В 1650 году в деревне Сергач была построена первая церковь Владимирский храм – шатровый, деревянный, обшит снаружи «Липовым драньем», с такой же кровлей. При этом храме был придел во имя Сергия Радонежского.
С данного времени Сергач называется селом.

В связи с ростом населения Сергача, в его западной части, через овраг, возводится вторая церковь, Ильинская – в честь Ильи пророка, олицетворявшего гром и молнию, ставшего тогда как бы покровителем артиллерии, введенной в русских войсках в XVI веке.
В первой половине XVII века деревня Сергеевка перешла в собственность боярина Б. Н. Морозова, который заселил ее «наплавными» людьми, т. е. собранного по воле владельца из разных его поместий. Окруженный государственными поташными заводами для работы на которых сюда сгонялись ссыльные. Сергач в те времена назывался «Ближней Сибирью».
Ссыльные же носили не фамилии, а прозвища: «Цыган», «Батрак», «Брусок», «Кисляк» и т. д.
Жизнь у них была настолько тяжела, что кажется, из глубины веков и сейчас доносятся их стоны.

Поташ производился в Мокром Майдане, Погорелом Майдане, Сергаче, Ключеве, Кладбищах, Кузьминке, Ачке, Богородском. Крестьяне почти два столетия занимались поташным производством. Поташ нужен был для производства оконного стекла, мыловарения, в кожевенном производстве. Сергач был центром поташного производства России.

В 1671 году «Сергацкого» поташа иностранным купцам было продано 45880 пудов, а в следующем году около 700 тыс. пудов. В 1667 году в Сергаче и деревнях Кладбицкой, Ключевой числилось 204 двора с населением 628 человек, в самом же Сергаче было 113 дворов.
Около 1670 года морозовские имения передаются в казну. В Сергаче открывается государственная поташная контора. Образуется «Сергацкая поташная волость», в которую вошли Ачка, Богородское, Кузьминка и другие деревни.

Жители Сергачских сел и деревень стали называться государственными (казенными) крестьянами. Такой титул они носили до самой Октябрьской революции. В свободное от полевых работ время население занималось вязанием шерстяных носков и варег, выделкой кожи, тканьем холстов, шитьем хомутов, изготовлением валяной обуви, разведением и откормом свиней, сапожным и пильным промыслом.

В лапотном же промысле «Сергачи» не имели соперников. Плетением этой исконной русской обуви занимались в городе и слободах стар и млад, мужчины и женщины. Кочедык и лыко сопутствовали здешним людям и зимой и летом. Даже на «посиделках» ковыряли лапти. Продукция вырабатывалась самая разнообразная: «Чувашские лапти»: на женскую ногу – «прямые», на мужскую – «кривые», мастерили и берестяные «ступанцы» и веревочные «шетуны», и «оборы» — из прядок конопли. Целыми возами отправляли жители свою добротную обувь на окрестные базары и Нижегородскую ярмарку.

Жители более 30 селений и самого города дрессировали медведей и ходили с ними во все концы страны. Бывали и за ее пределами – в Польше, Чехии, Германии, добирались до Франции и Италии. Особенно славились медвежатниками Кладбищи, Ключево, Кожино слобода, а также татарские селения Шубино, Грибаново, Пица , Ендовищи и другие.

Первоначально вождением медведей занимались только татары. Потом его переняли русские, стали обучать «генералов косолапых» разным «фокусам», используя медвежий промысел как статью дохода. Мордва же обучением медведей
видимо не занималась.
Ученые медведи умели плясать под барабан и шарманку, ходить на задних лапах и выпрашивать подаяние, выделывать деревянным ружьем «артикулы», изображали, как мальчишки горох воруют, красны девицы женихов высматривают, как старуха на барщину идет, а пьяный купец по базару шатается. Нужда заставляла крестьян на стороне искать заработка – пропитания.
По преданию, во время Отечественной войны 1812 года в Сергаче на базарной площади (ныне библиотека, гастроном) проходил смотр медвежьих «полков», обученных для «борьбы» с армией Наполеона (этот парад описал П. Н. Мельников-Печерский в романе «На горах»).

Духовенство жаловалось царю Ивану Грозному на «Сергачей», что они «поганскими» обычаями кормящие и хранящие медведя на глумление и на прельщение простейших человек великую беду на христианство наводят.
Могуч и грозен был царь Иван Васильевич, а сергачских медвежатников притеснить не мог. Да что и говорить об этом, когда он сам любил медвежьи потехи, особенно единоборство человека и зверя.

Позднее не раз потешали «сергачи» и другого царя, Петра Первого, который также был охоч до медвежьих забав. Царь любил устраивать всевозможные дикие потехи и увеселения, на которые был большой выдумщик и балагур.

Как-то году в 1714 он задумал женить одного 84 летнего князя на 60 летней графине Пашковой. И несмотря на то, что вовсю свирепствовала изнурительная для народа Северная война с ее многочисленными жертвами, начались грандиозные приготовления к празднеству… По приказу Петра были вызваны в столицу сергачские медвежатники.
И вот по сигналу пушки Петропавловской крепости начался маскарад. Вдруг в толпе закричали: «Сергачи идут!» и все увидели рослых бородачей в заплатанных армяках и лаптишках, державших на поводу медведей.
А «генералы» косматые, будто понимая, что взоры многочисленной толпы устремлены на них, шли не кое-как, не по-звериному, а точно люди, чинно
шествовали на задних лапах.
Еще больше зашумел, заликовал народ, когда увидели впереди сани, запряженные четверкой медведей, пятый же стоял на запятах вместо лакея и правил. Награждаемые ударами кнута, звери испускали оглушительный рев. Среди них на высоких санях следовали «молодожены», сопровождаемые шутками, а у церкви их ждал уже специально привезенный из Москвы 90-летний священник.

Вся столичная знать, члены сената, аристократия шли в процессии играя кто на свирелях, кто на волынках. Тут же и Екатерина в финском наряде, царевич в костюме охотника трубил в рог, а Петр, в форме матроса, что есть сил бил в барабан. Музыка, рев медведей, звон колоколов, восклицания тысяч зрителей – все смешалось в адской какофонии. Тут же на площади, Сергачские мужики отплясывали то «камаринскую», то «барыню», в паре со своими косолапыми друзьями. И дабы народ впередне боялся огня, привыкал к пламени пожарищ ратных годин – гремели пушечные салюты и фейерверки огненными каскадами взлетали к небу.

Такая любопытная картина была нарисована в одном старинном описании жизни царя Петра.