Почему Россия в постоянном кризисе?

Осипов Алексей ИльичБеседа с доктором богословия, профессором Московской духовной академии Алексеем Ильичом Осиповым.

— Православные люди обеспокоены проблемой глобализации. То есть созданием единого мирового государства. Ибо, в отличие от неверующих людей, они понимают, что речь идет о государстве антихриста. Они знают: никакого иного мирового государства, кроме антихристового, быть не может.

В какой мере, с вашей точки зрения, эти тревоги обоснованы?

 

 

— Создание единого мирового государства — это один из объективных признаков вступления человечества в завершающую стадию своей истории. В настоящее время и целый ряд других признаков свидетельствует о том, что исторический процесс ускоренно идет в этом направлении. Глобализация, то есть централизация власти над всем «глобусом» во все более узком кругу лиц, осуществляется по многим, если не по всем, направлениям жизни в современном мире: информационном, политическом, экономическом, военном и т.д. Но самое серьезное в настоящий момент — образование той единой идеологии, элементом которой должна стать и единая религия. Эта религия будет одной по существу, но, думаю, позволит во многом сохранить различия вероисповедных форм, культов, обычаев и, конечно же, названий всех прежних и новых религий. Сущность этой единой религии — очевидна, и может быть выражена одним словом: «мамона», или, что то же самое, — 666. При этом имя какого бога будет призываться в той или иной «церкви» — не важно.

 

— В результате чего может подобное произойти?

 

— Возникновение этой лжерелигии обусловлено глубоким духовным и нравственным кризисами, все более поражающими современный мир. Духовный кризис проявляется в катастрофической утрате, по крайней мере, в т.н. цивилизованном (то есть в христианском, по статистике) мире, даже мысли о самом главном — о смысле жизни, о Боге, о вечности. Один христианский философ писал: «Цели человеческой жизни померкли. Человек перестал понимать для чего он живет и не имеет времени задуматься над смыслом жизни. Жизнь человека наполнена средствами к жизни, которые стали самоцелью». Это с особой силой ощущается на Западе, где жизнь, фактически, сведена к культурно-биологическому существованию. Уже Юнг говорил, что большая часть его пациентов — люди, утратившие смысл жизни. А Хайдеггер так охарактеризовал атмосферу жизни в Европе: «Запад — мышеловка, в которой произошла полная утрата смысла бытия…». О нравственном кризисе можно и не говорить ввиду полной его очевидности.

Результаты угасания духовного начала в людях вполне естественны. Целый ряд других кризисов, назовем их материальными, неотвратимо надвигаются на нашу бедную землю. Кризис экологический уже входит в ту фазу, которая, по мнению большинства ученых, может породить быструю и неотвратимую, глобальную катастрофу. Академик РАН Моисеев, например, писал: «Глобальная катастрофа может разразиться столь стремительно, что люди окажутся бессильны. Надежды на технику совершенно напрасны, нас уже не спасут новые технологии… Необходимы новые заповеди…». Вот та атмосфера, в которой созидается и возникнет последнее государство.

Однако глобализационные процессы находятся еще в стадии развития, а не завершения. Апостол Павел пророчески писал: «Ибо, когда будут говорить: `мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут» (1 Фес. 5;3). Но пока никто не может сказать, что мир и безопасность наступили; еще существует много независимых государств, которые решительно противятся «глобализации по-американски»; Россия, оказавшись, если сказать словами А.С. Пушкина, «у бездны на краю», приостановилась; мир пока не единополярен; и Православие еще существует не только по форме, — все это, если хотите, столь же объективно говорит о том, что мир к финишу еще не подошел.

 

— Каким же будет единое мировое государство?

 

— Естественно, тоталитарным. Причем, в такой степени, какой человечество еще не знало. Недавно на Синодальной богословской комиссии мы обсуждали проблему введения идентификационных номеров налогоплательщиков и связанную с ней опасность установления контроля над человеком, а затем и управления им. Разве кто когда-либо прежде мог мечтать о таком контроле, который позволяют уже сегодня (и в неизмеримо большей степени позволят завтра) осуществлять технические средства?! По мнению ряда экспертов, связанных, например, с компьютерной технологией, в настоящее время уже есть реальные возможности массового управления людьми. Они утверждают, что возможность внедрения систем тотального компьютерного контроля на нашей планете не за горами и будет осуществлена практически где-то в период 2010-2020 годов.

Контроль всегда означает возможность управления, то есть порабощения. Но в данном случае речь идет о порабощении не каких-то отдельных лиц, категорий населения или народов, а общечеловеческом порабощении произволу одного-единственного царя. Вот степень грядущего тоталитаризма.

 

— Вы полагаете, что разворачиваемая в России электронная система по сбору налогов — это звено той, мало, но скандально уже известной, системы тотального контроля, которая получила название «Шенгенское соглашение»?

 

— Да, мир, и Россия с ним, становится машиной, в отличие от того живого организма, которым он был в предыдущей истории. А в машине все винтики и агрегаты жестко подчинены единой системе, единому управлению.

 

— Но тогда нужно жестко отвергнуть эту систему.

 

— Это невозможно.

 

— Невозможно? То есть мы уже настолько… этой системой схвачены, что не в состоянии ей противостоять?

 

— В общем, да. Создаваемая система контроля — это просто естественный, логический шаг на пути научно-технического развития, то есть всей той жизни, в которой мы родились, выросли, воспитались и действуем. Мы не можем представить себя, свою деятельность, систему своих отношений с окружающим миром без электричества, машин, поездов, магазинов, телефона… Ко всевозможным техническим средствам мы приобщаемся с пеленок, пользуемся ими, и не пользоваться не можем. То есть вне того, что именуется научно-техническим прогрессом, мы жить, практически, уже не в состоянии. И система контроля посредством новых технологий, это, повторяюсь, лишь неотвратимое следствие хода развития современной цивилизации. Чтобы отказаться от него, не вползти в Шенгенский проект, надо сам тип нашей жизни изменить, понимаете? Но это невозможно.

 

— В таком случае, свои электронные системы нужно выстраивать независимыми, несостыкующимися с Западом. В свое время, когда Россия начала создавать сеть железных дорог, Государь, который отлично понимал постоянно враждебную по отношению к России сущность Запада, приказал прокладывать колею шире, нежели тамошняя дорога. Разве это не сослужило нам хорошую службу во всех последующих агрессиях запада? Так и теперь — несостыковываться надо.

 

— Да, тогда это было возможно, потому что и научно-технический уровень был ничтожен по сравнению с настоящим, и не было такой жесткой от него зависимости как сейчас, да и Россия была еще богатым, могущественным, независимым государством. А что с ней стало за последние десять лет? Сегодня она устраивается по образу и подобию западных государств. С такой же политической, экономической, финансовой образовательной, информационной, налоговой и прочими структурами функционирования. Она очень во многом зависима от Запада, стала уже частью этой мировой системы, вовлекается в нее все сильнее и не может не вовлекаться. Поэтому единственное, что еще можно и потому нужно делать — это всеми силами бороться за свою духовную свободу от Запада, здесь противостоять поглощению глобализационными процессами. Речь идет о сохранении своей веры — Православия, нравственности, культуры.

 

— То есть нельзя сказать, что «Шенгенское соглашение» и его российские ветви — это сознательная и центральная операция привода к власти того, единственного в мире правителя, который предсказан Священным Писанием и в президентство которого осуществится апофеоз несчастий для всех людей?

 

— Мне кажется, что здесь есть и то и другое, т.е. и естественное логическое развитие т.н. прогресса, и участие, как принято сейчас неопределенно говорить, определенных сил. Возможно, что кто-то сознательно содействует развитию этих процессов. Очень может быть. Но сами эти процессы воспринимаются по-разному. Христианин, например, понимает, что современный мир таков, и воспринимает все это как попущение Божие. Сатанист же в процессах глобализации видит, конечно, новые возможности для порабощения людей и подготовки пришествия антихриста. Каждый со своей точки зрения рассматривает данную ситуацию и соответственно относится к ней, но не создает ее. Компьютеры не сатанисты же придумали. Но использовать их можно и по-сатанистски, и по-православному.

 

— Значит, сам по себе научно-технический прогресс — явление все-таки нейтральное?

 

— Сам по себе — да. Если не говорить о его происхождении. О его корнях. Если же вспомнить, из какого семени пробился этот росток прогресса, возросло древо современной научно-технической цивилизации, то выяснится и нечто иное. Апостол Иоанн Богослов пишет, что «все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2;16). Он указывает на основную движущую силу развития мира.

 

— То есть корни гнилые. Теперь, Алексей Ильич, мне понятно, почему эту цивилизацию невозможно спасти в принципе. Тем более, что ее ущербности ни творцы цивилизации, ни управители, ни рядовые адепты не в состоянии воспринять. Но вы сказали сейчас о том, что само по себе все железо цивилизации, вся ее электроника — вещи нейтральные. Следовательно, все может зависеть от того, кто этими научно-техническими системами, технологиями будет управлять. Если сатанисты, то дни существования этого мира резко сократятся: известно, что правление их ставленника продлится всего лишь три с половиной года и закончится апокалипсисом. А если у власти будут православные, то есть единственные в цивилизованном мире люди, которые реально могут противостоять сатанистам, — то тогда время жизни на земле может еще продлиться. То есть все зависит от типа власти, — хотя бы в России, — светским президентом ли будет управляться она, или монархом, помазанником Божиим. Правильно я понимаю ситуацию?

 

— Да, но… Мое «но» относится к правителю России. Между этими способами управления может и не быть никакой разницы. Все зависит от того, как помазанник осуществит функции своей власти. Нельзя магически смотреть на помазание как на акт, который сам по себе наделяет царя благодатными дарами правления. Такой взгляд есть чистое язычество. Все зависит от того, как помазанник осуществляет функции своей власти. Были помазанники, которые действительно соответствовали христианскому назначению правителя. А известны и такие, которые властвовали хуже языческих. Так же как мы, христиане, все получаем таинство Миропомазания, т.е. нечто неизмеримо большее, чем царское помазание (которое, кстати, в таинствах Православной Церкви не числится), но, тем не менее, одни христиане становятся святыми и преподобными, а иные атеистами, материалистами и какими угодно преступниками. Сам по себе факт помазания, без живой веры и искреннего стремления осуществить христианские идеалы в жизни государства и общества, ничего не дает. Поэтому и монарх-помазанник может оказаться ничем не лучше президента-непомазанника. Более того, сейчас, как и вы отмечаете, мир входит в активную фазу подготовки к созданию единой всемирной империи с единым царем, который, конечно же, будет помазан самым торжественным образом главами всех церквей, всех конфессий и всех религий. В этом, судя по тому обмирщению, по тому преклонению перед сильными и богатыми мира сего, которое наблюдается сейчас в христианских церквах, не остается никаких сомнений. И существует реальная опасность, что наш народ, прежде всего, послужит этому, поскольку ни в одном другом нет такой силы, точнее, страсти к монархическому правлению, как в нашем. Это мысль не моя. Святитель Игнатий Брянчанинов пишет: «Бедствия наши должны быть более нравственные и духовные. Обуявшая соль [Мф. 5;13] предвещает их и ясно обнаруживает, что народ может и должен сделаться орудием гения из гениев, который, наконец, осуществит мысль о всемирной монархии». Это из его письма N 44 по изданию: Собрание писем свт. Игнатия. М.- СПБ. 1995. «Обуявшей солью» он называет состояние Православия в Церкви Российской, а «гением из гениев» — антихриста.

 

— Да, такая личность, которая готова была бы жертвенно послужить народу и Отечеству, что-то не обнаруживается. Остается, наверное, уповать все-таки на то, чтобы цивилизационная ветвь России как можно дольше оставалась независимой от Запада и его глобализационных процессов.

 

— Возможность внешней независимости России — это вопрос к специалистам. Может быть, и есть какой-то оптимальный в этом отношении вариант. Но, полагаю, что в принципе процесс необратим.

Да и суть дела, в общем-то, не в этом. Путь независимости у России совсем иной. И совсем иные имеет она для этого средства. Свои уникальные средства. И они настолько могущественны, что, будучи даже вовлеченной в глобализационное пространство, Россия могла бы все равно оставаться независимой. Это средство — обращение к Православию, восстановление в общественном сознании основ его духовности, а не какой-то общечеловеческой, под которой каждый разумеет, что хочет.

Вот если бы мы смогли восстановить нашу веру, нравственность, духовную жизнь православную, то смогли бы сохранить свою самостоятельность, независимость. Если и не полностью, то, по крайней мере, в очень большой степени. Но только при этом условии.

 

— А в том случае, если бы мы все-таки смогли отсечься от глобализационных процессов, но духовную жизнь не обрели, то самостоятельность свою все равно потеряли бы?

 

— Без сомнения. Как это и случилось в последнее царствование и при советском режиме. Основа независимости России — не экономическая, не военная, не политическая или еще какая-то. Она — духовная, то есть Православная. Все прочие основы могут иметь силу только при условии опоры на христианские духовные ценности.

 

— Ну что ж, мы все-таки имеем пусть одну, зато реальную возможность остановиться на краю глобалистической бездны и потихоньку отойти от нее.

 

— Да, возможность такая есть. Но воспользуемся ли мы ею?

 

— То есть за век коммунистического богоборчества мы настолько забыли об Истине, о том, в чем, вернее, в Ком наша сила, что вспомнить об этом в масштабе народа — уже просто не можем? Хотя бы теоретически?

 

— Теоретически — да. Теоретически многое возможно. Святыми теоретически могут стать все. Но практически, увы, — редкие. Надеяться на теоретические возможности возрождения России — значит, мечтать.

 

— Ну почему же мечтать? Вспомним могущественную империю, в которой было двенадцать апостолов. Двенадцать — на всю территорию, вполне сопоставимую с Российской империей. И языческие беснования этого гигантского пространства, пожалуй, даже превосходили современный уровень глобалистических радений. Не только Римскую империю — весь мир просветили эти двенадцать человек. А у нас все-таки есть целая Церковь Русская Православная.

 

— Нет, это совершенно разные, не сопоставимые ситуации. Есть такое понятие — in statu nascendi — в состоянии зарождения. В этом состоянии — заключена огромная мощь. Когда росток идет из семечка, он пробивает асфальт. Но когда он пробился, затоптать его не составляет никакого труда.

Нельзя сравнивать эпоху возникновения христианства, когда были преизобильные дары Святого Духа, и нашу эпоху, когда трудно найти человека не то, чтобы достигшего бесстрастия, но хотя бы хорошо понимающего духовную жизнь и соответственно живущего. Где же вы видели хотя бы одного, подобного апостолам?

 

— Но есть другое. За десять лет в России восстановлено более 500 монастырей. Вспомним: к концу коммунистического порабощения их оставалось всего 18. Восстановлены тысячи храмов. Заново, почти с нуля воссоздана православная система образования. За 10 лет! В какой период христианской истории происходило столь интенсивное строительство церковной жизни? Даже во времена преподобного Сергия и его учеников было создано только 70 обителей, и совсем не в столь короткое время.

 

— А знаете, почему «не в столь короткое»? Потому что монастырь тогда создавался вокруг человека, который искал совершенной духовной жизни. Он удалялся от мира в уединенные, глухие места не для строительства обители, а для обретения Бога, ибо в мирских заботах, суете и страстях трудно Его почувствовать. И проходили годы, прежде чем он достигал вхождения в то Царство Божие, которое внутри нас находится. Пройдя этот путь Богопознания, познав на личном опыте, что Бог каждому ищущему и трудящемуся открывает в сердце то, что, как написано: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2;9), он становился истинным учителем духовной жизни. К таким-то мало-помалу приходили и другие ищущие совершенной жизни. Так возникала обитель, которая становилась действительным светом для окружающего мира. Преподобный Сергий и его ученики, основатели монастырей — лучшая иллюстрация этого золотого правила монастырского устроения.

А теперь? Открывается монастырь, практически, по одному принципу: «здесь раньше он был, даже и стены немного сохранились». Возглавлять их назначается молодежь, наиболее активная в практическом отношении, поскольку основная задача — восстановление материальное. Поэтому собираются там не вокруг духоносного старца (где их сейчас найдете, да еще в таком количестве?), а внутри стен. А поскольку восстанавливается множество монастырских стен, то и принимают в них почти любого — со многими вытекающими отсюда последствиями. Но разве можно по количеству монастырей, храмов и даже количеству верующих судить об уровне духовной жизни Церкви?! Если с этим критерием подойдем к оценке духовности, то католическая церковь окажется во много раз духовней всех православных церквей вместе взятых. Это только в советский период успехи оценивались по количеству, а о качестве, о действительных результатах скромно умалчивали. Поэтому сомневаюсь, что у нас сейчас 500 монастырей. Их — совсем немного.

 

— Но прорабы и каменщики глобализации не ждут ведь, когда у нас появятся великие подвижники. Следовательно, нужно делать, что можем. К тому же места, где были монастыри — святые, ангелы-хранители не оставляют их, они помогают восстанавливаться.

 

— Во-первых, хотя и не обязательно, чтобы появились «великие», но чтобы подвижники — безусловно, ибо в этом существо монашества. Если о спасении каждый христианин должен заботиться, то монашество — это стремление к духовному совершенству. А его достижение невозможно без подвига. Возлагать же надежду на святые места и ангелов — это, по меньшей мере, наивно, а по существу — глубоко ошибочно. К сожалению, языческая идея побеждает у нас христианскую, и святую жизнь мы «благополучно» подменяем святыми местами. Сам Бог не может спасти нас без нас, а тем более места никому не помогут, если не будет правильной духовной жизни. Поэтому объединяться вокруг стен, мечтая, что стены помогут — это… Sapienti sat (понимающему достаточно).

Есть и другая сторона проблемы. Где духовники этих монастырей? Ведь если нет духовного наставника — нет монастыря. Хотелось бы знать, где эти 500 духовников? Можно их увидеть?

 

— В лавре, думаю, можно. Здесь, по крайней мере, есть.

 

— И, кстати сказать, все старцы остаются в лавре. Ни один не направлен во вновь созданные монастыри. Направляется в них, в том числе и в… женские, исключительно молодежь, а не духовники. Правда, интересно?

Вы говорили и о вновь созданных храмах, о новых духовных школах. Все это лишь средства в христианстве.

 

— А какова цель? В чем она?

 

— А цель в исправлении человека, в том, чтобы из нечестного, лукавого, злого, обманщика, вора и т. д. сделать способного любить другого человека. Вот — главнейшая задача христианства. Но посмотрите, чего ищет верующий народ? — Чудес, прозорливости, явлений, исцелений, т.е. того, что ищут и язычники. Мало тех, кто хочет узнать, как спастись, т.е. как избавиться от зависти, неприязни, лицемерия и т.д. Внутренний мир души, заповеди Евангелия мало кого интересуют. Это — показатель нашей духовности, а не количество монастырей, храмов.

 

— Но прошло только 10 лет, как народ стал возвращаться к вере. A это, по критериям даже лучших времен, срок новоначалия, ученичества.

 

— Это верно. Если духовная жизнь будет развиваться в верующих, а одним из важнейших показателей ее является благожелательство ко всем людям, то надежда на возрождение есть. В противном же случае никакое количество монастырей, храмов и школ не спасет нас, и мы никогда не выйдем из состояния новоначалия.

 

— И последний вопрос. Многие возлагают свои надежды о спасении Отечества на православные общественные движения. Сделав их мощными, к власти можно будет привести честных людей, даже президента православного избрать — и тогда все изменится?

 

— Если бы люди, окружающие нас, увидели, насколько христиане честны, как с ними надежно иметь дело, как они готовы бескорыстно помочь нуждающемуся и т.д.; если бы увидели, что христианство прекрасно, — все бы его приняли, все бы вошли в Церковь, ибо нет лучшего «движения», нежели Церковь.

Единственный способ, с помощью которого можно преобразить все, даже саму власть — это изменение духовного состояния нашего верующего народа.

Почему в начальном периоде христианство оказалось очень сильным? Потому что все видели и говорили: посмотрите, как они любят друг друга. Вот чем оно было сильно. И сейчас оно может стать таким, если только восстановит это.

Вот каким путем все еще можно изменить. Ибо здоровая духовная атмосфера от христиан постепенно расходилась бы дальше, и все шире становился бы круг людей, увидевших красоту христианства. Так происходило бы общественное оздоровление. А затем — и государственное. И Бог устроил бы нам власть наилучшую.

 

— То есть Господь еще может послать нам это устроение?

 

— Конечно. Дух творит себе формы. Вопрос лишь в том, какого духа готовы мы принять?

Беседу вел Александр Иванович Шпеко

Записи по теме